Забвению не подлежит

Я давно хочу рассказать о нашем дедушке Андрее Николаевиче Лисоцком. Который, как и миллионы граждан нашей страны, был объявлен «врагом народа» и сгинул в застенках сталинского ГУЛАГа и много лет был предан забвению, словно никогда такого человека и не существовало на земле.
Мы, внуки, никогда его не видели, лишь слышали рассказы бабушки, Антониды Даниловны Лисоцкой. Но о судьбе своего горячо любимого мужа после его ареста и ей ничего не было известно. Она так и ушла из жизни в полном неведении. Из своего детства я помню: когда мы заговаривали с бабушкой о дедушке, она тихим ласковым голосом произносила: «А, может быть, он где-нибудь там женился? Ну, пусть бы и женился, раз так случилось. Но только бы был живой, живой…». А сама всю жизнь его ждала, больше не выходя замуж.
Жаль, очень жаль, что мы очень мало знаем о своём дедушке. Тем не менее, вот какими сведениями располагаем. Родился Андрей Николаевич Лисоцкий в Польше в деревне Ракитница Рогозлянской волости Кобренского уезда Гродненской губернии в 1907 году, национальность — поляк. Во время Первой мировой войны, в 1914 году, он с матерью, братьями Иваном и Фёдором, переехал в Россию, в Сибирь. Остановились в селе Даргер, что в 35 километрах от города Омска. В 1917 году к семье присоединился и отец. Но недолго семья жила вместе. В том же, 1917 году умерла мама, а через три года не стало и отца нашего будущего дедушки.
Осиротевших детей отправили в приют, почему-то очень далеко – в город Камень-на-Оби. Возможно, в те годы приютов было очень мало в Сибири? В приюте дети находились до 1922 года. Андрею было уже 15 лет, по тем временам совсем взрослый, поэтому он из приюта отправился искать себе счастья-доли. Судьба забросила его в посёлок Первомайский Добровольского сельсовета Знаменского района (ныне это территория Суетского района). Так в 15 лет началась самостоятельная трудовая жизнь нашего дедушки. Работал по людям. Позже встретился с нашей будущей бабушкой. Создали семью. Оба были работящие и завели своё хозяйство. Согласно справке об имущественном положении, которую много позже мы, их внуки, обнаружили в архиве, до 1929 года в хозяйстве у дедушки с бабушкой были и плуги, и бороны, и косилка, из скота – коровы, лошади, свиньи, овцы. Они имели свой надел земли.
С образованием колхозов почти всё это пришлось отдать в ведение коллективного хозяйства. Надо ли говорить, с какой душевной мукой рачительному хозяину довелось отдавать кровное, нажитое тяжким трудом в неизвестно какие руки. В личном хозяйстве оставались лишь крохи. Во всяком случае, когда дедушку пришли арестовывать, на подворье у Лисоцких почти ничего не было. Об этом нам говорила ещё бабушка.
Когда мы, внуки, стали взрослыми, выучились, нам захотелось увидеть собственными глазами те документы, которые бы свидетельствовали, на каком основании было предъявлено дедушке обвинение. А ещё больше хотелось убедиться в том, что дедушка осужден невинно. И вот в 90-е годы я сделала запрос в соответствующие органы. Мне пришло два ответа о реабилитации честного имени дедушки. Когда я читала эти материалы своей маме (получается, об её отце), она долго плакала.
В те годы я долго не могла получить ответ на другие свои запросы: где дедушка находился, что с ним произошло. И вот в 2012 году судьбой своего прадедушки заинтересовался его правнук, а мой племянник Ярослав Кириченко. Он сделал запрос в ФКУ «ГИАЦ МВД России», откуда нам сообщили некоторые сведения. Наконец, мы моей с сестрой Галиной Кириченко (матерью Ярослава) отправляемся в Барнаул в Государственный архив Алтайского края.
Нам были предоставлены для изучения документы, личное дело нашего дедушки Андрея. Разрешили всё читать, а что нужно, отксерокопировать.
Мы с большим волнением и долго изучали материалы, написанные не совсем разборчивым почерком, зачастую просто безграмотные. Все показания так называемых свидетелей написаны как под копирку. Понятно, что все они поддельные. Всё, что посчитали нужным, мы отксерокопировали. В толстой пачке папок искали хотя бы одну, хотя бы самую маленькую фотографию деда. Не нашли. А так хотелось, ведь мы не знаем, как он выглядел.
На память нам осталась только дедушкина личная подпись в протоколах допросов, в которую мы долго и с любовью всматривались. Ещё нас привлекли показания В.Д.Блажевича, который на вопрос следователя, знает ли, помнит ли он Лисоцкого, отвечал: «Как же не помню? Помню я Андрея Лисоцкого. Очень добрый был и трудолюбивый, ответственный. За два года до ареста его назначили в колхозе животноводом». Спасибо этому человеку, который сказал о дедушке правду, каким он был на самом деле, а не клеветал, как другие.
После знакомства с документами работники архива провели нас по музею. Я всматривалась в глаза, лица тех людей, которых заживо похоронили, обвинив в несуществующих преступлениях. Сказать, что эти глаза на фотографиях были печальными, значит – ничего не сказать. Это были глаза с безнадёжным взглядом, глаза бесправных людей, униженных, уничтоженных несправедливостью власти, в которую они так верили! Глаза были трагически печальны ещё и оттого, что они, мужчины, казалось бы, сильные, смелые, теперь как загнанные звери, запертые в клетке, из которой не могут вырваться, чтобы помочь своим жёнам и малым деткам, мыкающим горе семьи «врага народа». Вот что прочитала я в тех скорбных глазах…
Наша бабушка Антонида нам рассказывала: «Забирали честных людей. Тех, кто пользовался авторитетом, уважением среди сельчан. Ведь были в селе и лодыри, и пьяницы, и стукачи, но их не трогали.
Когда забирали Андрея, я была на работе. Прибежала, а его уже нет. Увели также со двора корову, забрали охотничье ружьё. Поросёнка не тронули, мы его потом закололи. Но в этот же день к нам домой пришли две женщины. Одна вошла в дом, другая осталась в сенях. Первая отвлекала меня, а вторая сложила в мешок всё мясо».
Бабушка произнесла нам и фамилии этих женщин. Но их потомки ещё живы, поэтому я не буду здесь их называть.
А что стало с семьёй дедушки после его ареста? Бабушка слегла, два года лечилась по больницам. Дети носили клеймо позора, что было особенно страшно. А детей было четверо, младшей дочке, моей будущей маме, на момент ареста отца было всего полтора годика. Все они с раннего возраста пошли работать. Например, наша мама Александра всегда была передовой дояркой. Жаль, что все не дожили до глубокой старости. Но каждый прожил достойную жизнь, дедушка был бы доволен своими детьми.
Архивные документы поведали нам и о том, что когда дедушку арестовали в 1938 году, ему было всего 30 лет. Осудили на 10 лет тюремного заключения. Отбывал срок в Архангельском исправительно-трудовом лагере. По данным архива, дедушка умер в 1942 году, отмучившись на каторжных работах 5 лет. Но мы не верим, что он умер своей смертью. Оставшиеся 5 лет он бы непременно выжил, делал бы для этого всё, чтобы вернуться к любимой жене, детям. Значит, его просто уничтожили. Никаких данных о причинах смерти дедушки в архиве нет. Видимо, по той причине, что в 1942 году лагерь, где он сидел, ликвидировали. Думаю, что при ликвидации лагеря, да ещё во время войны, с заключёнными вряд ли церемонились и вряд ли старались сохранить их жизни.
Осмысливая архивные документы, рассказы бабушки, я думаю: как же такое могло произойти с нашим народом, страной? Почему страна была залита кровью миллионов лучших сынов и дочерей нашего народа? За что они погибли? Нет у меня ответа.
На местах их гибели не стоят памятники с высеченными именами. Но, может, где-то и есть неизвестные безымянные холмики? Может, среди них и холмик над прахом нашего дедушки? Низкий поклон этим безымянным могилам, безвестным холмикам! Если бы вдруг я нашла место захоронения нашего дедушки, то поставила бы красивый памятник и написала:
«Дорогой наш дедушка Андрей Николаевич! Тебя очень любила наша бабушка, твои дети. Любим тебя и мы, твои внуки. Чтят память о тебе и твои правнуки. Постараемся узнать о тебе побольше. Спи спокойно.
Твои внуки Л.Климова, Г. Кириченко. В.Недобоенко».
Вот что я бы написала…