Меню
16+

«Голос хлебороба», общественно-политическая газета Баевского района Алтайского края

24.10.2014 12:30 Пятница
Категория:
Если Вы заметили ошибку в тексте, выделите необходимый фрагмент и нажмите Ctrl Enter. Заранее благодарны!
Выпуск 92 от 20.10.2014 г.

Жизнь в 95 лет не кончается!

Автор: Тамара БАХАРЕВА

Прасковье Лукиничне Радченко 15 октября исполнилось 95 лет. С самого раннего утра она принимала поздравления. С цветами, подарком от Губернатора края и поздравлением от Президента РФ у неё побывали глава администрации района А.Д.Мерц и заместитель начальника управления Соцзащиты О.М.Гальцова. А сегодня в круге дорогих ей людей за накрытым праздничным столом она отмечает свой достойный уважения юбилей. Накануне мы встретились с юбиляром–долгожительницей в Ситникове, где она проживает с семьёй сына, и окунулись воспоминаниями в далёкое прошлое, которое представляет для нас большую ценность, ведь это крупицы истории района. 

Её «роддом» — заимка
В далёком 1919 году на Алтае полыхало пламя Гражданской войны. На территории нашего района также шли кровопролитные столкновения между колчаковцами и местными партизанскими соединениями, сформированными из крестьян. Именно тогда и пришло время появиться на свет девочке по имени Паша Рыжкова (ныне это Прасковья Лукинична Радченко). Поскольку глава семьи Рыжковых был в партизанах, то когда колчаковцы вступили в Баево, его беременной жене ничего не оставалось, как вместе с двумя сынишками и племянницей укрыться на заимке. Подобным образом поступали в те годы многие крестьяне – лишь бы не столкнуться со скорыми на расправу колчаковцами, а молодые парни на заимках скрывались от рекрутчины в белогвардейскую армию.
Заимка Рыжковых находилась в 10 километрах от Баева в сторону Ситникова – в урочище Разбойное. Молодым читателям, наверное, следует пояснить, что такое заимка. Это нечто наподобие полевых станов с временным жильём – избушкой или землянкой, загонами для скота, куда крестьяне выезжали с наступлением весны для обработки своих близлежащих полей, посева. Потом вели сенокос, далее – уборку урожая. Так вот: 15 октября заимка в Разбойном огласилась громким криком новорождённой. А через несколько дней откуда-то взявшийся священник окрестил девочку. Крестил за неимением купели в деревянной …квашонке, предназначенной вообще-то для хлеба.
Когда колчаковцы ушли, Рыжковы (да и все остальные скрывавшиеся на своих заимках баевцы) вернулись в свои дома. Кстати, родовое гнездо Прасковьи Лукиничны стоит на своём месте до сих пор – это маленький угловой деревянный пятистенок возле магазина Рузайкина, окна которого выходят на улицу Колядо.
Вскоре вернулся к семье и отец. «Наш тятя занимался крестьянским трудом, — говорит Прасковья Лукинична. — У нас была своя земля, скот. Конечно, я ничего этого не помню, но мама (а вернее – мачеха) мне рассказывала, как мы жили единолично, до колхозов».
Становление
Девочка Паша росла и становилась на ноги вместе с молодой страной Советов, конечно, пока не понимая: что это за Советы такие. В трёхлетнем возрасте осиротела – умерла их мама. Через некоторое время отец женился. А вот этот момент маленькая Паша уже понимала и помнила. Конечно, ребятишки опасались чужой женщины. Но им попалась не злая мачеха из сказки, а очень хорошая, добрая женщина, звали её Маланья Григорьевна. У неё была своя дочка Катя, почти ровесница Прасковьи, и девочки подружились, став неразлучными, практически сёстрами.
У отца с мачехой появилось ещё три сына. Росли все вместе, не разделяясь на своих и чужих.
Настало время, и дети пошли в школу. Прасковья с Катей учились в одном классе. В те годы в Баеве в разных его концах было несколько начальных школ. Девочки сначала учились в бывшем поповском доме на ул. Колядо (как вспоминает Прасковья Лукинична, это где-то примерно напротив нынешнего дома Горюновых). Потом она ходила в школу на ул. Некрасова (на месте бывшего ветучастка). Учиться очень хотелось, но возможностей было мало – большая семья жила трудно. Да и учебников и тетрадей не имелось. Писали разведённой в воде сажей между строк на газетах.
В 13 лет Паша потеряла отца. От горя и страха, что мачеха теперь её, чужую, выгонит, она убежала из дома и спряталась. Мачеха нашла девочку и успокоила: «Не переживай, ты такая же моя дочь, как все дети, будем жить вместе, как и прежде. Неграмотная женщина, а какая умная».
Выживала семья, где росли пять ребятишек, за счёт своего огорода. Правда, мать иногда подрабатывала стиркой белья для местной интеллигенции.
Худо ли бедно, но девочки, Паша и Катя, закончили по семь классов. Хотелось учиться дальше. А как? Они не знали, к кому и как обратиться. Тогда мама пошла к заведующему районо, у которого стирала бельё, и попросила помочь: «Определите, пожалуйста, моих девчонок, чтобы они получили специальность, иначе как им дальше жить?». И зав. районо 16-летних девочек послал в Камень-на-Оби на годичные курсы в педучилище. Они там проучились год и юными учительницами начальных классов прибыли в район. Прасковью направили в Ситниково, Екатерину – в Плотаву.
Девушки приступили к работе – каждая в своём селе. Мальчишки оставались с матерью. Но она серьёзно болела всю осень 1936 года. Девочки проработали всего лишь первую четверть, когда 7 ноября матери не стало.
Прасковья Лукинична вспоминает:
«Приехали мы с Катей домой, где нас дожидались братишки — 7, 10 и 13 лет. Старшего на воспитание принял дядя (брат мачехи), а мы взяли с собой младших мальчиков. Со мной поехал Иван, с Катей – Алексей. А вскоре старший из братишек, Михаил, пишет нам с Катей по письму: «Заберите меня отсюда, пожалуйста! Дядя в школу не пускает, а заставляет зимой возить на санках дрова из лесу. А я учиться хочу!».
Мы обе кинулись в Баево. Обе хотели взять Мишу – каждая к себе. Но Катя рассудительно предложила: «Раз Лёша пока маленький, пусть Миша едет со мной – будет приглядывать за Лёшей, вместе ходить в школу».

Учительство, война
Молодая учительница Прасковья Лукинична учила ситниковских ребятишек с 1 по 4 классы. Ребят было много – по 30-35 учеников в каждом классе. Школьные здания в то время распределялись в трёх разных местах села. За 8 лет работы в Ситникове учительница сделала два выпуска начальной школы. Директором школы была Е.А.Залесская, жена директора Ситниковской МТС, — женщина, по словам Прасковьи Никитичны, хорошая, приветливая. Да и весь учительский коллектив встретил молодую коллегу доброжелательно. Она с желанием работала и заочно продолжала обучаться в педучилище.
В Ситниковской школе Прасковья нашла свою первую любовь и мужа. Но прожила с Яковом Потаповичем Чановым, учителем русского языка и литературы, молодая жена лишь три месяца. Перед войной Якова призвали в армию. А жена в это время ждала ребёнка. Какие тёплые, душевные письма-признания в любви писал Яков жене! Как хотел принять в тёплые отцовские руки будущего ребёнка! Но ничего это не сделал. Единственно, что из пожеланий мужа осуществила Прасковья, — это назвала новорождённую дочь Людмилой (Яков писал: «Родится дочь – назови Людочкой»). Сегодня это – Людмила Яковлевна Чевгун, ветеран педагогического труда. Кстати, мама утверждает, что Людмила Яковлевна унаследовала отцовский характер.
В апреле 1941 года Прасковья Лукинична получила от мужа последнее письмо из Уфы, в котором оп писал, что через три месяца его демобилизуют. Но Якова Чанова мобилизовала война, начавшаяся, как известно, 22 июня 1941 года. После того апрельского письма семья не получила ни единой весточки. Сгинул Яков Потапович Чанов в горниле самой страшной войны человечества, оставив после себя лишь дочку. При каких обстоятельствах и где погиб, где похоронен, родные не знают по сей день. Прасковья Лукинична в своё время делала запросы в военные архивы, но ответы не внесли никакой ясности.
Детский дом
В конце войны Прасковья Лукинична с маленькой Людочкой на руках переехала в Баево. В школе места учителя не было, и учительницу направили воспитателем в детский дом, сформированный в годы войны из эвакуированных маленьких ленинградцев. Два главных корпуса этого детского дома находились там, где сейчас располагается детский сад «Колосок». С ленинградскими ребятишками воспитатель проработала лишь один год. Война подходила к концу, многие дети уже смогли списаться со своими родными, их начали разбирать в семьи. «Кстати, ленинградских детдомов было два: наш под №10, а ещё №5 (в пятом детдоме были малыши, а у нас ученики), — рассказала моя собеседница.- Уже по окончании войны из двух ленинградских детдомов осталось десять ребятишек, у которых никого из родных в Ленинграде не осталось. Их собрали в группу, а меня с одной из нянечек направили с ними на паре бричек, чтобы увезли детей в детский дом в Панкрушиху. Как же детишки плакали! Они ведь привыкли к нашим детдомам, и им было страшно отправляться ещё куда-то. А ещё горше осознавать, что их более счастливые товарищи отправились в родной Ленинград, а вот они – опять неизвестно куда…. Как вспомню, так у самой слёзы подступают».
После ленинградских детей на воспитание в детдом набрали детей-сирот из местных ребятишек – из деревень, посёлков района. И Прасковья Лукинична стала работать с ними. Воспоминания тоже не из лёгких. Ребятишек привозили часто истощённых до невозможности, в коростах и паразитах, тела кое-как прикрыты лохмотьями. Воспитатели и нянечки сирот отмывали, отогревали, откармливали. Хотя кормёжка в те тяжелые годы была не ахти какой. Но всё же лучше, чем во многих послевоенных семьях. В детдоме были свои коровы, лошади, огород и сад. Овощи, картофель, ягоды дети выращивали для своего стола сами, конечно, под присмотром взрослых.
Прасковьк Лукиничне довелось поработать с двумя директорами детдомов – Марией Дмитриевной Деевой, позже — Сергеем Сергеевичем Жариковым. «Какой хороший человек был – Сергей Сергеевич,– поделилась эмоциями моя собеседница. – Педагог настоящий».
Лет через пять, когда первые воспитанники уже выросли, воспитатели устраивали их на работу – развозили по сёлам: колхозам, МТС. Потом был ещё набор воспитанников в детдом– уже при С.С.Жарикове.
В конце концов надобность в детском доме отпала (сироты военного времени выросли), и детский дом расформировали. В его помещениях разметили школу-восьмилетку. А когда была построена новая трёхэтажная просторная и красивая школа, дети из восьмилетней школы были объединены со средней и все перешли учиться в новое прекрасное здание. Продолжала функционировать и начальная школа в центре Баева (в обиходе её называли «каменной»), здесь с надстроенным позже вторым этажом она существует по сей день. Прасковья Лукинична ещё некоторое время работала здесь учителем начальных классов (в основном на замене). А потом ушла на пенсию.

Её счастье – дети, внуки.
Муж Прасковьи Лукиничны пропал в первые дни войны, а она ждала его целых шесть лет: всё надеялась — вдруг вернётся? Не вернулся. И она вышла замуж за пришедшего с фронта Василия Афанасьевича Радченко. Маленькую Людочку отчим принял, как свою, они крепко подружились. Родились у Радченко ещё двое сыновей – Геннадий и Виктор. Парни получили хорошее родительское воспитание, преуспевали в школе, оказались способными к музыке, оба закончили музыкальную школу в Баеве, создавали и работали в первых самодеятельных ВИА. Музыка определила их дальнейшую профессиональную деятельность и жизненную судьбу Виктор всю жизнь работал в военном оркестре в Алейске. Геннадий нашёл свою судьбу в Ситникове: как пришёл в Ситниковский филиал школы искусств в самом начале своей музыкальной карьеры, так по сей день там и работает. А ещё преподает пение в средней школе. На сегодня в Ситникове существует единственный оставшийся из создававшихся ещё в 70-80 –е годы филиалов. И, конечно, благодаря преподавателю. Ведь он пустил в Ситникове основательные корни: здесь его дом, его семья, его мама. Она приехала к сыну поддержать его в трудный момент потери жены да так и осталась. Сегодня в их семье новая жена Геннадия – Елена. Женщина хорошая – мастеровитая и трудолюбивая, отличная хозяйка. В свободное время она мастерит картины из подручного материала, а Геннадий увлёкся резьбой по дереву, изготовлением деревянной мебели. Маме Прасковье Лукиничне с ними спокойно и хорошо. Летом она потихоньку занимается уходом за грядками, зимой её любимое занятие – чтение. «Теперь я могу заниматься тем, чем было некогда заниматься в молодости. С удовольствием читаю классику, а в последнее время увлеклась стихами – Некрасова, Пушкина». И Прасковья Лукинична прочла мне наизусть кое-что из Некрасова. Стало понятно: жизнь в 95 лет для этой женщины не кончается, она полна красок, разносторонних интересов, любви родных и близких. Ради этого стоит жить…

Добавить комментарий

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи.

805